Надолго мне запомнится ночь, когда южноамериканский тапир Клавдий ухитрился сбежать из своего загона. Вечером его покормили, потом служащий запер замок, а про засов забыл. Совершая ночной обход своей территории, Клавдий с радостью обнаружил, что калитка, эта нерушимая твердыня, поддалась, едва он ткнул ее носом. Ночь показалась тапиру самой удачной для короткой вылазки в окрестности зоопарка. Кругом царил кромешный мрак и хлестал прямо-таки тропический ливень.
читать дальше
Было четверть двенадцатого, мы уже собирались ложиться спать. Вдруг к дому подъехал немного взволнованный и совершенно промокший автомобилист и принялся стучать в дверь. Стараясь перекричать гул дождя, он сообщил, что сию минуту в свете фар видел крупное животное, наверное, из нашего зоопарка. Как выглядит зверь? Что-то вроде шотландского пони, но слегка изуродованный и со слоновьим хоботом. У меня сердце оборвалось. Я слишком хорошо представлял себе, как далеко способен ускакать Клавдий, если не принять срочных мер. Не очень-то приятно бегать под дождем без пиджака, в домашних туфлях, но одеваться было некогда. Клавдия обнаружили на чужом участке, по соседству. Надо поскорее перехватить его, а то потом ищи-свищи. Я поспешил в коттедж и поднял служащих. Они выскочили под дождь тоже в ночном одеянии, и мы помчались к полю, в просторах которого, по словам автомобилиста, скрылся наш беглец. Поле это принадлежало самому кроткому и долготерпеливому из наших соседей, Леонарду дю Фю, поэтому я твердо решил сделать все, чтобы Клавдий не натворил бед в его владениях. Но тут вдруг с ужасом вспомнил, что на участке, где мы собирались ловить Клавдия, Леонард недавно посадил анемоны. Я живо представил себе, что будет с аккуратными рядами хрупких растений после того, как там порезвится четырехсотфунтовый тапир, тем более что наш Клавдий из-за своей близорукости вообще плохо разбирал дорогу.

Мокрые насквозь, мы добежали до участка и окружили его. Так и есть, Клавдий был тут. И сразу видно, что он целую вечность так не наслаждался. Погода для него – лучше не придумать. Да и что может быть краше доброго ливня! Клавдий стоял, словно римский император под душем после попойки, задумчиво жуя пучок анемонов. Увидев нас, тапир издал в знак приветствия какой-то чудной визг – будто провели мокрым пальцем по воздушному шару. Было ясно, что он очень рад нас видеть и приглашает вместе с ним совершить ночную прогулку. Однако среди нас не нашлось на это охотников. Мы промокли до костей, продрогли и хотели только поскорее загнать Клавдия обратно. В отчаянии прокричав дрожащим голосом: "Не наступайте на цветы!" – я вывел свой отряд тапироловов на исходную позицию для атаки, и мы с грозным видом пошли на Клавдия. Он посмотрел на нас и понял по нашему виду и жестам, что мы не одобряем его полуночных увеселений в дождь на чужих участках. Ну что же, придется ему нас покинуть... Схватив еще пучок анемонов, Клавдий галопом помчался по полю, оставляя за собой широкую черную полосу. Можно было подумать, что тут прошел взбесившийся бульдозер. Облепленные грязью, мы кинулись за ним вдогонку, скользя и спотыкаясь в ночных туфлях. Разве тут разбежишься, если ноги вязнут в грязи и вы к тому же стараетесь не наступать на цветы. Помню, труся среди грядок, я мысленно наказал себе попросить Леонарда впредь сажать цветы пореже, тогда нам легче будет ловить сбежавших животных.

Как ни безжалостно обошелся Клавдий с цветами, худшее было впереди. Мы-то надеялись выгнать его на соседнее поле, где было пастбище, а он вдруг круто повернул и ринулся прямо в сад, прилегающий к усадьбе Леонарда дю Фю. На секунду мы застыли на месте. Вода лилась с нас ручьями.

– Ради бога, – воззвал я, – выгоните это мерзкое животное из сада, пока оно там все не испортит.

Не успел я договорить, как раздался звон стекла. Ну конечно, этот близорукий Клавдий, мчась, как всегда, напролом, сокрушает стеклянные колпаки, которыми Леонард накрыл нежные ростки. Пока мы собирались с мыслями, тапир уже решил, что в саду Леонарда совсем неинтересно, пробил зияющую брешь в артистически подстриженных кустах живой изгороди и резвой рысцой скрылся в ночи. Курс, который он теперь избрал, не сулил нам ничего хорошего. Впереди было небольшое озерко, и Клавдий бежал прямо к нему. Тапиры – превосходные пловцы, они очень любят воду и могут подолгу нырять. Разыскивать тапира в мутном водоеме площадью в четверть акра, да еще в дождь, да еще в такую тьму, потруднее, чем искать иглу в стоге сена! С удвоенной энергией бросились мы в погоню и в последнюю секунду настигли Клавдия. Я увидел перед собой его круглый зад, сделал отчаянный бросок и (это был не столько точный расчет, сколько везение) ухитрился схватить беглеца за заднюю ногу. Через тридцать секунд я пожалел, что не промахнулся. Лихо брыкаясь, Клавдий лягнул меня в висок так, что из глаз у меня посыпались искры. Он опять перешел на галоп, а я постыдно волочился за ним по грязи. Но к этому времени я настолько промок, настолько продрог, так вымазался и так разозлился, что мне было на все наплевать. Я впился в него, как моллюск, которого никакие волны не могут оторвать от камня, и моя настойчивость была вознаграждена. Мне удалось затормозить бег Клавдия, а тут как раз подоспели остальные и вцепились в разные части его тела. Надо сказать, что у тапира буквально не за что ухватиться. Уши маленькие, не удержишь, хвост короткий, гривы вовсе нет, только за ноги еще кое-как можно взяться, а жирные ноги Клавдия стали совсем скользкие от воды. И все же, сколько он ни брыкался, ни лягался и ни фыркал, выражая свое негодование, мы не отставали от него. Сорвется рука у одного – его тотчас сменит другой. В конце концов Клавдий решил, что с нами надо бороться иначе. Он вдруг перестал прыгать и лег, все время поглядывая на нас...

Мокрые, измученные, мы стояли вокруг него и растерянно смотрели друг на друга. Пять человек и упрямый тапир весом в четыреста фунтов. Нести его нам было не под силу, а Клавдий явно не собирался облегчать нам задачу. На его тупой и упрямой морде было ясно написано: хотите меня вернуть в зоопарк, будьте любезны, несите. Но откуда же нам взять подкрепление? Положение казалось безвыходным. Однако, как ни упрям был Клавдий, я был еще упрямее. Один из членов моего промокшего насквозь отряда сходил в зоопарк за веревкой. Конечно, надо было сразу взять с собой такое необходимое орудие лова, но я, простак, думал, что загнать Клавдия домой не труднее, чем козу. Мы крепко обвязали веревкой шею Клавдия, стараясь, конечно, не задушить его. Правда, кто-то из моих промокших помощников пробурчал, что скользящий узел был бы сейчас в самый раз. Двое взялись за веревку, двое ухватили тапира за уши, еще один за задние ноги, все вместе поднатужились и прокатили Клавдия, словно тачку, футов на десять, после чего он снова шлепнулся на землю. Сделав короткую передышку, мы опять впряглись. Протащили беглеца еще на десять футов, при этом один из самых рослых и грузных членов нашего отряда отдавил мне руку ногой, и я к тому же еще потерял туфлю. Еле переводя дух, совершенно подавленные, мы сели отдохнуть под проливным дождем. Всем хотелось курить... А еще хотелось, чтобы лучше уж не было на свете этих тапиров.

Поле, посреди которого все это происходило, было широкое и грязное. В полночный час, исхлестанное дождем, оно напоминало старый, заброшенный танкодром, где танки уже не могут ходить. Должно быть, на всем острове Джерси больше нигде не было такой густой и клейкой грязи. Полтора часа пришлось нам перетаскивать Клавдия в свои владения, и после этой операции мы чувствовали себя так, как, наверное, чувствовали себя древние строители Стонхеджа. Просто чудо, что никто из нас не нажил грыжи. Наконец нам удалось перетащить Клавдия через межу, на территорию зоопарка. Здесь мы захотели сделать еще одну передышку, но Клавдий решил, что раз уж его возвратили в зоопарк и, вне всякого сомнения, водворят обратно в загон, ему незачем мешкать. Он вдруг встал и рванулся вперед, как ракета. Мы напрягли все силы, чтобы не выпустить его из рук. Как же так, скажете вы, полтора часа люди всячески пытались заставить тапира идти, а теперь изо всех сил удерживают его! Но если отпустить этого толстяка, он, конечно, помчится не разбирая дороги, врежется, чего доброго, в гранитную арку и разобьется насмерть. Мы пристали к тапиру, как прилипалы к несущейся акуле, и были счастливы, когда нам удалось без дальнейших злоключений загнать на место этого своевольного "рысака". Грязные, продрогшие, все в ссадинах, мы разошлись наконец по своим спальням, чтобы восстановить силы. Я решил принять горячую ванну. Нежась в воде, я вдруг подумал сквозь дрему, что самое худшее еще впереди: завтра утром надо звонить Леонарду дю Фю и как-то извиняться за пол-акра вытоптанных анемонов и двенадцать разбитых стеклянных колпаков...